Девушка схватила с пола плащ, прижимая его к груди и начиная плакать, как сразу же "попалась" Меркуцио, остановленная им за плечи. Задёргавшись, она выронила плащ, пытаясь убрать его руки и совершенно не слушая его. - Я доверилась тебе, я думала, что для тебя это хоть что-то значит! Я доверилась тебе, а ты... Какой же я была дурой! Отпусти! Отпусти же! Ты! Да для тебя нет ничего святого! Я ненавижу тебя! Кто я для тебя? Очередная недотрога, что ты затащил в постель? Новое достижение? О, кричи на каждом углу, что покорил меня! Да ты даже не представляешь, как это важно для меня! Дело не в моей репутации, а в том, как ТЫ к этому относишься. Тебе плевать, просто плевать на меня и на то, что может быть со мной, если кто-то даже начнёт догадываться. Стоило этому мерзавцу сегодня застать меня и Бенволио в одной постели, как Верона полна слухами о том, что мы провели бурную ночь! Почему ты такой легкомысленный? Почему ты так рискуешь мною?.. - выговорившись, Симона чуть успокоилась, умолкнув, чтобы отдышаться. Она расслабилась, обняв парня крепко-крепко и тесно прижавшись к нему. - Я чувствую себя уязвимой, я боюсь этого. Меркуцио, прости меня. Прости за всё то, что я тебе наговорила. Ты ведь простишь меня?

Девушка вздрогнула, услышав его вопрос, и, чуть отстранившись, опустила голову, тяжело вздыхая. Она раздумывала, стоит ли рассказывать Меркуцио правду о том, что делала она у Бенволио сегодняшней ночью. С одной стороны, её  поступок не был чем-то, что могло бы действительно навредить кому-нибудь, с другой, визит Симоны в покои брата был напрямую связан с его ближайшим другом, причём эта его связь могла бы запросто вывести юношу из себя, а девушку начисто лишить его хорошего отношения. - Я разговаривала с ним о тебе. - немного погодя ответила она, всё ещё не поднимая взгляда. Симона чувствовала себя ребёнком, которого отчитывают, и не было в ней сейчас той величественности, что всегда сопутствовала девушке. - Мне приснился сон, который напугал меня до смерти. Мне снился ты. Не знаю, как так получилось, как из воспоминаний сложилась такая жестокая картинка, но... Нет. Я не буду говорить. Я просто пришла к Бенволио, потому что мне приснился кошмар. Я говорила о тебе, говорила о том, что не могу забыть твоих объятий и в сознании моём они терпят страшные метаморфозы... Честно говоря, я просто строила из себя жертву, просто... Просто, чтобы настроить его против тебя ещё больше. - девушка зажмурилась, отворачиваясь от него. Мысленно приготовившись услышать то, что так боялась, она сделала глубокий вдох. Но сейчас... Я люблю тебя. - Обещай, что будешь моим официально, иначе я не смогу объяснить Бенволио причину моей перемены. Не будь Ромео, будь собой, но будь, будь рядом.

Девушка тепло улыбнулась, качая головой, но вспомнив, что именно ей приснилось, неожиданно для себя зарделась и даже отвела взгляд. - Не ты пугал меня, а я сама, то, что я делала. Я... Мы... Мы были... Мы были! Вместе... Нет, ты будешь смеяться! - Симона усмехнулась, хитренько посмотрев на парня и давая понять, что она ничего не скажет, но если её хорошо поуговаривать... Его слова, его фантазии заставили девушку, не привыкшую обращать внимание на подобные глупости, в изумлении уставиться на Меркуцио. Чего уж там, парень обладал великолепным талантом удерживать на себе внимание любым способом, что ему самому, судя по всему, безумно нравилось. Она и раньше слышала про королеву Маб вскользь, не придавая этому значения, но сейчас... - И ты знаком с ней? Ой, прости, забыла. Все мы с ней знакомы! Смотрю я: ты не жалуешь её! - решила подыграть Симона, хитро улыбаясь, ей нравилась эта "сказка" про ведьму, королеву сновидений. - А как же Морфей древних? Неужто он и есть твоя Маб? - она с умилением посмотрела на юношу, разводя руками, но тут же глубоко вздохнула, вновь поднимая плащ с пола. - Мне снился ты, сплетенье тел и стоны, вздохи без конца... Кошмар! Как сладок был кошмар! Но, всё лишь козни королевы Маб? Я уяснила твой урок. - Симона накинула плащ, положив пуговицу в маленькую сумочку, после чего развернулась к Меркуцио, обвивая руками его шею. - Ты боишься того, что скажут другие, да? Тебе важнее то, что они будут думать, так? Нет, конечно, ты в праве... Только, надеюсь, ты не будешь против, если у меня появится поклонник и я приму его ухаживания.

Девушка хитро улыбнулась и поцеловала его в щёку, чуть ближе прижимаясь к парню, вздрагивая и заводясь вновь от этой близости, неосмысленно извиваясь в попытке взволновать и его тоже. - О чём же грезишь ты, моя любовь? О королеве Маб? Что породило в тебе подобные фантазии? Они прекрасны, обдуманы... Они походят на правду, должна признать. Так что тебя тревожит? О чём же грезишь ты? - ласково шептала Симона ему на ушко. Её забавляла эта своеобразная игра, в которой она обнаружила очень интересную вещь. Общаясь с многими мужчинами, Симона, совсем не согласная с тем, что женщина должна сидеть дома и рожать детей, невольно сравнивала себя с ними. Она могла уступать им в силе воли или чём другом, но в большинстве случаев она была однозначно умнее их, хитрее. Кто-то был не глуп, но уступал ей в другом. Взять к примеру Бенволио. Рядом с ним Симона чувствовала себя как за каменной стеной, он был силён духом, умён, но, увы, слишком добр, благороден, открыт, быть может, даже наивен. Обладая коварством и хитростью, его можно было с лёгкостью глубоко ранить. С Меркуцио дела обстояли иначе. Он не был настолько добродетелен и высокоморален, но никогда не пренебрегал своими принципами. Он ничем не уступал ей, а она ничем не уступала ему. Таким образом, если копнуть глубже, можно было заметить, что они не так уж различны меж собой.
- Да, я приму любого. - твёрдо заявила девушка, но тут же задумалась над тем, почему они всё-таки не могут быть вместе. На ум сразу пришёл её драгоценный старший брат, которому она наказала не увлекаться этой выскочкой с улиц серьёзно. Между ними был мост - мост между небом и землёй, но стоило хоть кому-то приблизиться к небу, как того безжалостно сбрасывали вниз. - Почему кто-то не может быть вместе из-за неравности сословий, а иным ничего не мешает, но они не ценят, не хотят? Почему в браке никогда не может быть любви? Почему мы обязаны жить с теми, кто нам ненавистен?

Лукавая улыбка затронула алые губки. Симона хитренько посмотрела на юношу, нежно проводя рукой по его рыжим волосам. Его "похвала" заставили её усмехнуться от осознания того, какой они занимаются глупостью, но глупостью, надо признать, премилой. - Какая разница: терзания иль грёзы, коль это козни королевы Маб? Ведь эта плутовка и грёзы превратит в терзания, не смотря на то, что они и есть терзания, так как грёзы, большинство из них, заведомо обречены на провал. Иные же, те, которые мы в силах исполнить, заставляют нас идти на жертвы, которые, порой, мы не можем принести, что безумно, нестерпимо терзает нас. - объяснила девушка, пожимая плечами и прижимаясь к Меркуцио чуть ближе. Ей так нравилось чувствовать его тепло, просто расслабиться, забыв о том, что нужно высоко задрать голову, о то, что есть в этой жизнь ещё какие-то обязательства. Рядом с ним она была без обязательств. Тем не менее, девушка так хотела обречь обязательствами его... - И стар, и болен... И со скверным языком. - холодно произнесла Симона, начиная потихоньку злиться от его нежелания быть даже её поклонником, всего лишь поклонником, на котором не лежит никаких обязательств. - Но я полагаю, что он будет красив и молод или в возрасте, умён, опытен... - пытаясь задеть Меркуцио только потому, что сам он очень сильно задел её. От чего он убегал? Ах да, конечно, это пресловутое общественное мнение! Почему оно им дано? - Я думаю, что они потеряют и будут жалеть. - с натянутой улыбкой ответила Симона.

Меркуцио не показал ожидаемой реакции, более того - её слова вызвали усмешку, что не могло не задеть девушку. Она стояла, прижавшись к нему, а на глаза вновь наворачивались слёзы, но Симона имела великолепное самообладание, отчего эти слёзы остались лишь внутри, а вскоре и вовсе пропали. Вместо них пришла нестерпимая тоска, медленно пожиравшая её. С одной стороны всё было хорошо, прекрасно, но мысль о том, что юноша просто использует её, забирая и тело и душу, не покидала девушку. Ей было очень плохо, можно сказать грустно. Слова Ромео о том, что мир приобретает новые краски, когда ты влюблён, казались полнейшей глупостью, потому что для неё все краски разом померкли. Меркуцио был рядом, такой тёплый, даже горячий. - Ты мой огонь, а я твой лёд. Меркуцио... Любимый, уж это до добра не доведёт. Мы так различны, но мы и схожи многим. Огонь погубит лёд, ослабив его и превратив воду, а вода уничтожит огонь. Мы погубим друг друга... - вполголоса задумчиво произнесла она, пальчиками осторожно касаясь его спины, словно наигрывая волшебную мелодию, неслышную для человеческого уха. - Кто я для тебя?.. - прошептала Симона, уткнувшись лицом в его грудь. Очередное увлечение? Он ведь сам сказал, что я всего лишь другая, непохожая на остальных девушек. Это так, но... Насколько его хватит? Насколько хватит меня, чтобы не надоесть ему? О, сегодня ночью... Безумие! Мне надо будет спальню запереть.

Девушка запрокинула голову назад, делая глубокий вдох, потому что находясь с ним так близко, дышать полной грудью было просто невозможно. Хотелось кричать, кричать громко, кричать о том, как она любит его, любит безмерно. Остановить момент, быть с ним всегда. Симона, хоть сама этого не осознавала, тоже желала сбежать от обязательств, но не от обязательств перед ним, а от обязательств перед обществом. Забыть о чувстве долга - вот о чём мечтала девушка. Мысль о том, что совсем скоро она расстанется с ним, не будет нежиться в его объятиях, чувствовать мягкие губы на своих губах, никогда не получит прикосновения иного, кроме как поцелуя руки, пугала её. В этой хорошенькой головке не укладывалось, как она будет жить без него, как может потерять то, что уже имеет, что кажется таким реальным и нереальным одновременно.
Это было горькой иронией жизни. Парень, день и ночь высмеивающий любовь, и девушка, что так жестоко относилась к влюблённым, поражены наповал без возможности избежать своей участи. Жизнь такая непредсказуемая! Сегодня ты можешь быть уверен в завтрашнем дне, но уже завтра всё меняется, и ты идёшь другой дорогой. А как всё начиналось? Встреча у фонтана, порицание, выручка, обмен любезностями, и тут же ссора из-за глупости, бал, бессмысленное преследование, маленькое предательство, а затем поцелуй, поцелуи, страх, новое чувство, отрицание, встреча, горечь, желание отомстить, и вот она здесь. На какой-то момент закралась мысль, что Симона напрасно позволила себе сломаться. Но разве я могла иначе? Девушка шумно выдохнула и с хитрой улыбкой взглянула на Меркуцио. - Я же лёд! - наигранно обиженно произнесла она, нежно поглаживая пальчиками его шею. - Ты страстно желаешь жить, но не боишься смерти? Похвально. Смерть души - она тебе не страшна? Со мной ты потеряешь себя, я это чувствую. - Симона нахмурилась, ближе прижимаясь к нему, но тотчас лучезарно улыбнулась. Ответ на вопрос заставил девушку улыбнуться ещё шире, обнажая ровные белоснежные зубки. В эти короткие секунды она была счастлива. - Я люблю тебя! - с придыханием воскликнула она, прильнув к его губам, стараясь сделать этот поцелуй пылким, страстным, но прервав его несколько секунд спустя, улыбнувшись, заглянула в его голубые глаза. - Хотел бы ты быть со мной вечность?.. - спросила Симона. Это слово "вечность" немало значило для них обоих.

Пылкий поцелуй обжёг алые губы, дурманя и пьяня девушку. Жар был повсюду, а дышать становилось всё сложнее. Казалось, что если она не задохнётся от этого жара, то сгорит в огне, пылающем в её груди. Симона пребывала в незнакомом ранее экстазе, вдыхая его аромат, но с каждым новым вдохом она понимала, что не может больше дышать. Пальчиками она продолжала поглаживать его шею, иногда впиваясь в неё ногтями, когда переставала себя контролировать, забывалась. Мысли тронулись в хаотичном направлении, сбивая её столку и начисто лишая возможности ухватиться хотя бы за одну из них. Пальцы переместились на его волосы, перебирая рыжие пальцы с каким-то диким упоением, пытаясь запомнить их на ощупь. Симона со всей страстью, что испытывала к юноше, отвечала на поцелуй. О, право, ты огонь! Ты вольный ветер! Неукротимый ты, так укроти меня! И я рабой, женой твоею буду... Я ничего не попрошу взамен! Позволь любить тебя не под покровом ночи, таясь от глаз чужих, от злой молвы, позволь, позволь...
Девушка резко отстранилась, судорожно хватая ртом воздух и блаженно улыбаясь. - Я люблю тебя! Люблю безумно! Люблю, люблю, люблю! - шептала Симона, после каждого слова коротко касаясь его губ. - Я не хочу уходить, я останусь здесь, я буду с тобой, не уйду! Боюсь подумать о том, что будет со мной, если совсем скоро я уже не смогу дарить тебе поцелуи. Меркуцио, любимый!

Уткнувшись лицом в его грудь, наслаждаясь этим теплом, несравнимым ни с чем другим, теплом, которое, казалось, греет сильнее, чем огонь, девушка вновь принялась размышлять. Ей было так хорошо рядом с ним. Это состояние очень сильно нравилось Симоне. Ни в коей мере не испытывая страха или беспокойства, девушка, тем не менее, трепетала в его объятиях. У Меркуцио получалось взволновать её, не прилагая никаких усилий. Так хорошо... Почему ты боишься? Почему не хочешь? Должно быть, ты просто не создан для брака, МЫ не созданы. Но я, увы, обречена. Уж лучше замуж, чем в монастырь. Разве я похожа на монахиню? А что?.. Я не достанусь никому! Звучит красиво, но, увы, мне вера в Бога не дана, впрочем, если человек и есть Бог... Он всесилен, совершенен. На всём белом свете нет ничего удивительнее человека. Мы - творение Бога? Не думаю. Где он, если он действительно есть? На небе за облаками? Какая глупость! Там нет ничего, кроме солнца, луны и звёзд. Там нет никого... Меркуцио, почему ты не хочешь назвать меня своей? Чего ты боишься? Нам так хорошо вдвоём, так разве можешь ты сделать мне больно? А я тебе?..
- Эскал благосклонен ко мне... - как бы случайно заметила она, называя ещё одну причину, по которой следовало бы на ней женится. - Он ничего не говорил тебе о женитьбе? Мой дядя всё грозится и грозится женить Ромео и Бенволио порой. - последнее вызвало тёплую улыбку. Симона где-то в душе всё же считала братьев маленькими детьми, не выросшими ещё для того, чтобы стать мужьями.

Не в силах скрыть огорчения и разочарования, девушка устало вздохнула и опустила голову, задумчиво рассматривая пол в его комнате. Она то и дело тяжело вздыхала, словно весь мир разом обрушился на её хрупкие плечики. Симона не видела иных выходов - юноша совсем не поддавался на её уловки. Девушка провела ладонью по его щеке, безжизненным взглядом продолжая рассматривать пол и мебель. Что же мне делать? Я не могу иначе! Что я буду делать в первую брачную ночь? Мой муж убьёт меня, опозорит всю нашу семью. Нет, это я опозорю. Уже опозорила. Меркуцио, почему же ты не понимаешь этого? Не заставляй меня делать то, что я так не хочу делать. Пройдёт чуть меньше месяца, я потеряю аппетит, стану ещё бледнее и болезненней и буду ходить мрачнее тучи, вроде бы не догадываясь о причине подобных перемен. Меркуцио, любовь моя, почему ты заставляешь меня обманывать тебя? Я боюсь, очень боюсь, а ты не сможешь защитить меня, если о нашей связи узнают. Пройдёт чуть меньше месяца и я "пойму", что беременна...
- Правда? И ты отвечаешь то же, что и мне сейчас: "Не готов!" "Хочу свободы!"... Свобода - ерунда. Её выдумали люди, чтобы жизнь не казалась им такой мрачной. Есть только одна свобода - свобода от обязательств. Она удел детей глупеньких и совсем маленьких, младенцев! Все остальные что-то кому-то должны... А ты? Ты боишься быть мне не верен?.. ТАК КАКОГО ЧЁРТА Я ДЕЛАЮ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС, ЕСЛИ ТЫ ПРОСТО ИГРАЕШЬ МНОЙ? ЕСЛИ ВСЁ ЭТО НЕСЕРЬЁЗНО? - выкрикнула она, отталкивая его.

Симона разъярённо прорычала, отворачиваясь от него. Не очень-то приятно, когда не можешь до кого-то достучаться, в частности когда от этого зависит твоя жизнь, а выполнить условие так просто. Видимо не для него. Меркуцио всячески оттягивал этот момент, что ещё больше выводило девушку из себя. Она прекрасно осознавала, что парню сложно вот так перевернуть свою жизнь, но ведь ЛЮБОВЬ, ведь Симона готова была изменить себя ради него. Готова была, точнее так казалось ей самой, в действительности же, девушка принадлежала к тому типу людей, которые никогда не стали бы прогибаться под других. Судя по всему, Меркуцио был таким же упёртым. - Времени? Подумать? Разве у нас есть время, любовь моя? Разве мы можем медлить хоть секунду? Нет, потому что ты, дорогой мой, лишил меня невинности, а это значит, что от обязательств тебе уже не отвертеться! Разве ты можешь отказаться от меня после всего, что между нами было? Значит, это не имеет значения для тебя! - язвительно говорила она, сложив руки на груди и даже не думая поворачиваться. Обида росла с каждым мигом, становясь просто огромной. - Не используешь? А что же? Использовать - брать, не отдавая взамен. Что даешь мне ты? Да ты и не хочешь отдавать мне ничего! Что ты думаешь? Что мне достаточно только того, что ты сделал со мной?

Девушка нахмурилась, надула губки и скинула его руку со своего плеча. Обида начала медленно пропадать, но желание выглядеть обиженной никуда не исчезло. Ей хотелось, чтобы Меркуцио поупрашивал её. Слишком легко ему всё досталось! - высокомерно думала Симона, стараясь разжечь в себе то чувство, которое начало постепенно потухать. Как же девушке хотелось обидеться на него, накричать, исцарапать руки и устроить сцену. Всё существо яростно протестовало против такого поведения. Симона, та, какой она была в общении с остальными, готова была вот-вот вырваться наружу и довершить то, что планировала с самого начала. Растоптать Меркуцио? А ведь она могла... Напрасно юноша утверждал, будто не привязан к ней, свободен, любовь пленит, любовь всесильна. Во все времена любовь была сильнейшей слабостью, а это значило лишь одно - Меркуцио был в его власти. Обладая богатым опытом манипуляции людьми, девушка уже хорошо умела, зная лишь ахиллесову пяту человека, вертеть им как угодно. Нет, сейчас Симона не могла манипулировать им. - И что же отдаёшь ты мне? Да я!... Я готова порвать все отношения с братьями ради тебя! Ради твоих благ! Ты же даёшь мне секунды блаженства и долгие часы боли... Вечность! Да я уйду в монастырь и ты никогда, никогда меня не увидишь! - с горечью произнесла девушка отходя к окну.

Симона постаралась напустить побольше холода, потому что, она готова была поклясться, что вот-вот разрыдается вновь. Каждое его слово впивалось в сердце, причиняя боль. Она молчала, хотя так хотелось закричать, высказать ему всё, что наболело. Сколько можно? Соберись, Симона, не время проявлять слабость. Если он бросит меня, значит он просто идиот, потому что я Королева, я совершенна! И никому не нужна... Думай, думай, но если ты, мальчик мой, посмеешь меня обидеть, жизнь покажется тебе адом. Как это получается у тебя? Так влиять на меня? Ты особенный, ты другой, не такой как все. Я люблю тебя. Всё только потому, что я люблю тебя! Нет, я ненавижу тебя! Просто ненавижу! Ненавижу за то, что люблю больше жизни. Что мне сказать ему? "Да, да, конечно, думай, сколько тебе угодно, пока меня не обвинили в любодеянии. Я схожу в церковь! Я заставлю себя сходить в церковь и покаяться в грехах, пока они не уничтожили меня в моих снах.
- Простить тебя? Ты пустословишь вновь... Ты пташка вольная, ведь так ты сам сказал. Мне твой ответ заведомо известен. "Прости прощай". Ведь так? Ну что ж, прощай, прости! - фыркнув, она уже было хотела развернуться и уйти, как Меркуцио обнял её, заставляя расслабиться и забыть обо всём. Симона прикрыла глаза, улыбнувшись уголками губ. - Я прощаю тебя. Я люблю тебя. Ты прощён. - шептала девушка, вдыхая его аромат, пытаясь запомнить и его тоже. - Я вроде как поспорила с Софией, что будешь ты у ног моих... Я... Моя репутация сильно пострадает, если я не выполню того, в чём... - девушка осеклась, резко распахнув глаза. - Поклялась самой себе.

Симона захотела быть с ним откровенной и поплатилась за это. Первый раз в жизни она предпочла не лгать ради своего блага, а быть откровенной, сознаться, открыться, за что тотчас поплатилась, ибо список её "достижений"  за редким случаем не являл собой то, за что её нельзя было возненавидеть. Мороз пробежал по коже девушки, стоило ей подумать о том, что Меркуцио возненавидит её. Он оставит меня, бросит, а ведь он перевернул всю мою жизнь. Пусть только попробует! Он словно проник в мою душу. Такой Симоной, какой я была с ним, я была лишь с самой собой. Нет, я и себе лгала, насильно убеждала. Я люблю тебя, Меркуцио! Люблю! Люблю! Я готова кричать об этом на весь свет, но ты... Ты боишься, что подумают люди, узнав, что ты влюблён? Ах, разве я недостойна твоей любви? Ведь ты, ты единственный, один такой на всём белом свете, кто достоин меня и с кем бы я хотела бы быть. А я недостойная кандидатура для тебя? Звучит как поучительная сказка. Два эгоиста, использующие чувства, которые другие испытывали к ним... Два эгоиста, неспособные полюбить. Неспособные? Отнюдь. Но может ли любовь изменить нас? Заставить отдавать себя, а не заботиться лишь о своём благе? Даже любовь не способна изменить человека, но одно я знаю точно - она делает людей прекрасней... Ещё прекрасней? Так что, если он разлюбит? Я выдержу, я сделаю это, я справлюсь! Может быть...
- Ты ненавидишь меня? Презираешь? Ты сам волен выбирать: быть со мной или быть у моих ног. - Симона начала дрожащим голосом, но вскоре её голос зазвучал уверенно и холодно. Она давала твёрдо понять, что стоит Меркуцио бросить её, отказаться от неё, как она выполнит то, чего хотела с самого начала. - Я здесь, пред тобою, клянусь, что сделаю это. Любым способом! - завершила девушка, но тут же смягчилась. - Признаться, она не поверила мне даже в том, что мне удалось втянуть тебя в философские разговоры.