----Корсо Кавур
Было трудно представить, насколько ей тяжело, наблюдая как эта юная особа, гордо подняв голову, вышагивала по улочкам Вероны, источая холодную строгость и чопорность. Неживая, словно статуя, на которую походила больше всего, Симона даже не пыталась теперь сдерживать себя, всё получалось само собой. Зайдя в дом и отдав плащ слуге, девушка поднялась по лестнице. С её ухода во входном зале стало значительно тише, и это нравилось ей гораздо больше чем вяканье уличных девиц и язвинки брата. Устало вздохнув, Симона направилась в свою комнату, чтобы переодеться, но посреди коридора наткнулась на человека, с которого хотела начать осуществление своего плана. На красиво очерченных губах в одну секунду появилась улыбка, достойная любой змеи, перенасыщенная коварством, но она так же быстро исчезла как и появилась. - Бенволио! - со слезами выкрикнула Симона, бросаясь к брату на шею. - Бенволио, мой мальчик, я так пред тобою виновата! Прости, прости меня, пожалуйста! - повторяла она, продолжая лить слёзы, которые как и всегда давались ей с лёгкостью. Потрясающего таланта актриса! Девушка подняла глаза, с мольбой глядя на брата.
Что же я творю? С другой стороны - дело благое: заставить эгоиста думать о ком-то кроме себя самого. Как он мог? Я докажу всем, что нет такого сердца, которое мне не удалось бы подчинить. Подчинить... Как же мне нравиться это слово!

Быстро закивав головой, стараясь заглянуть Бенволио именно в глаза, девушка сильнее прижималась к брату, продолжая плакать. Глядя на Симону, можно было предположить, что её мысли разбросаны хаотично и ни одну из них невозможно уловить, однако подумав так, вы бы ошиблись, потому что в её головке был лишь холодный тонкий расчёт, выстроенный по линеечке искусно, безупречно. - Я такая глупая, такая глупая... - Первым делом мужчину нужно убедить в его превосходстве, так? Муражки по телу... О чём я думаю? - Ты волен сам решать, я не указ тебе, Бенволио. - Дать видимую свободу для того, чтобы затем с большим успехом манипулировать им. - Она ведь сильно нравиться тебе, верно? - Ты хочешь понимания, мальчик мой? Получай, пожалуйста! - Зачем я отрицала любовь себе и другим? Бенволио, пообещай, что ты никому не расскажешь... - девушка невинным взглядом, совсем не похожим на обычный для неё, начисто лишённый льда, заглянула наконец прямо в глаза брата. Думай, что я доверяю тебе. Думай, что я говорю правду. Я хорошо знаю тебя и мои слова умрут вместе с тобой. - Я... Я люблю его! Бенволио! Я ЛЮБЛЮ ЕГО! - с этими словами, выкрикнутыми в истерике, Симона уткнулась в его грудь, разрыдавшись. Десерт. Признание...
Лица её не было видно, но губы расплылись в самодовольной улыбке.

Коварная… Мысленно, внутри, Симона ликовала в то время, как её хрупкая оболочка  сотрясалась от рыданий в объятиях брата. Было трудно объяснить, что чувствовала эта хладнокровная особа, так превосходно играя боль. Триумф! Не усомнившись ни на секунду в успехе, она, тем не менее, каждой клеточкой своего тела ощущала сладкий привкус победы, который был подобно хорошему вину и ещё не успел оставить горького послевкусия. Я обязана взять себя в руки! Рано праздновать, многое ещё впереди. Первое препятствие убрано, но это совсем не значит, что нужно опускать руки, напротив, всё только началось. Как же мужчины глупы и доверчивы! Все они словно на ладони. Меркуцио, таков ли ты? Меркуцио… Ах, что я в самом деле? Ты станешь куклой, безвольной марионеткой в моих руках. Вся твоя тяга к свободе станет прахом. Я сделаю всё, что угодно! Рискну честью, репутацией, продам душу дьяволу, если это буден нужно, но я заставлю тебя мучиться! Мужчина, посмевший проявить равнодушие, ты будешь страдать.
- Ему наплевать на меня! Я люблю его! – рыдая шептала она, недооценивая долю правды в своих словах. – Вчера ты видел лишь один поцелуй… Их было много, чудовищно много! Здесь, внизу. Он целовал меня, искушал, но я не могла противиться. Первый раз в жизни я потеряла контроль над собой. – с одной стороны чистейшая правда, а с другой – очередная попытка выставить себя в лучшем свете. – Поссорила? – Симона прекратила плакать, глаза её загорелись от восторга, девушка очень давно не получала таких хороших новостей. – Они поссорились из-за меня?! Это лестно, Бенволио, ничего не поделаешь, однако мне всё равно очень жаль. Я не жестока с ним, он ведёт себя так добровольно! Что ж, я думаю, скоро наступит примирение. Ромео умеет извиняться, а Меркуцио… Ему наплевать на меня! – говоря до этих пор спокойно, девушка вновь вдруг всхлипнула и разразилась рыданиями.
Ещё чуть-чуть и ловушка захлопнется. Бенволио, верь мне, мальчик мой.

Симона растерялась. В её сознании на секунду стёрлась граница между истиной и игрой, выявляя то, чего девушка хотела меньше всего – их поразительную схожесть. В эту секунду, в одну единственную секунду, можно было заметить, как она пытается сдержать слёзы, они на короткий миг стали настоящими. – Бенволио! – возобновив рыданья с новой силой, выкрикнула она. План был подпорчен её собственным восторгом, но это ещё не значило, что он был провален. – Он не поступил бы? Не поступил?! Неужели ты думаешь, что Я поступила бы так? – не переставая рыдать, шептала девушка цепляясь за одежду Бенволио. Как он мог подумать ТАКОЕ обо мне? Боже мой, это же Меркуцио, которому всё равно кого целовать, плевать с кем сношаться! - обиженно подумала Симона, но обида это была отнюдь не на Бенволио. - Я ненавижу тебя! - выпалила она, рыдая, словно совсем не соображала, что говорит. - Я доверилась тебе, но ты не веришь мне! Так и знала, нужно было идти в церковь... - закрывая лицо руками кричала Симона. - Теперь ты расскажешь всем... Какой позор! Дура! Идиотка! - схватившись за голову, девушка осела на пол. Играла она, как уже говорилось ранее, превосходно и не возникало никаких сомнений в её искренности. - Мне не нужен твой Ромео! Забирай! Подавись! Я не хочу больше! Я не хочу! Я устала!!! - согнувшись она содрогалась от каждого нового, сильного потока слёз. На губах вновь, незаметно для Бенволио, играла самодовольная коварная улыбка-усмешка. Ты не железный, мальчик мой. У тебя есть сердце.

Самое сладкое в её лжи было то, что ложь вовсе не являлась ложью. Повторно хорошенько вслушавшись в её слова, можно было заметить ещё один удивительный талант девушки: она использовала свойственность человеку всё додумывать, - ведь, если присмотреться, не было в её словах ничего, что открыто говорило бы "Он пытался меня соблазнить", она лишь скользкими фразами заставляла Бенволио думать именно так. Замечательно! Если даже её "обман" раскроется, можно будет со спокойной душой обвинить брата в непонятливости.
Симона сильнее прижалась к нему, то и дело вздрагивая от слёз, разрывая сердце парня рыданиями. В глубине души, если у Симоны вообще была душа, девушку начинала мучить совесть, но ведь она пообещала себе, что не отступит, да и теперь поздно было отступать. - Бенволио, мой Бенволио, прости и ты меня, прости, я так сильно люблю тебя, что посмела забыть о твоих чувствах, я ревную и не хочу отпускать тебя, не хочу, боюсь думать: твоё сердце будет принадлежать женщине, ты забудешь о своей сестре... - правда. Наконец-то правда, среди всего этого потока лжи! Увы, правда из тех правд, которая не была принята самой девушкой, отчего и это признание она превратила в игру. Она плакала и прижималась к нему, прижималась и плакала, и слезам её не было конца. - Бенволио... - Симона подняла заплаканные глаза, в которых отразился безупречно отыгранный страх. - Пожалуйста, только не думай, что я жалуюсь! Если бы я хоть самой маленькой частичкой своего тела могла бы не любить его... Своего тела... Боже, что я несу? - вновь всхлипнув, девушка разразилась как никогда раньше. Тело! Любить телом. Думаю, этого Бенволио будет достаточно, чтобы подумать о... О том, что я чуть не отдалась его другу вчера? Любить телом, любовь тел... Опять эти ненавистные картинки в моей голове! Прочь!

Мудрецы остерегают нас: за совершённой местью последует мука, раскаяние, краски мира померкнут, а жизнь потеряет смысл. Люди заведомо боятся многих вещей, но глупее всего боятся расплаты. Друзья, не стоит кривиться, будем откровенны, как бы мы не старались избежать этого, все мы грешны, всех нас ждёт эта самая расплата. Души наши попадут на суд к Всевышнему и уж тогда станет известно, кто боялся зря. Есть ли рай и ад? Отчего-то в последнее время мне кажется, что это чья-то злая шутка: заставить людей бояться и быть послушными ради какой-то жизни после смерти. Как такое может быть? Полная чушь! Отказывать себе во многом ради наивной надежды. Вера творит с людьми страшные вещи. Как можно умирать, не попробовав все прелести этого мира? Терпкий, горько-сладкий вкус мести. Как можно спокойно расстаться с этим миром не познав и его, если судьба предоставила тебе возможность? Люди - самые глупые существа во Вселенной! Мы ставим себя в тысячи рамок, надеясь, что наверху нам это зачтётся, но что если нет рая, ада и Бога самого тоже нет?! Что если всё, ожидающее нас после смерти - лишь пустота? Самый настоящий конец, не имеющий каких-либо продолжений.
Я боюсь умирать. - подумала девушка, не прекращая рыдать ни на секунду. У неё было время задуматься над некоторыми вещами, пока Бенволио наивно верил ей, успокаивал. Вера. Симона, как и многие, кто зовутся верующими, ходила в церковь, читала молитвы и обращалась к Богу, когда ей было плохо, но верила ли она? Конечно нет! Общество диктует нам некоторые правила, которые мы обязаны соблюдать, чтобы не прослыть белыми воронами, но нам совсем не обязательно полностью следовать им. Именно поэтому девушка не боялась расплаты. Она боялась умереть, потому что боялась исчезнуть, раствориться в утреннем ветерке, унося все напоминания о том, что была она такая, Королева, чёрт возьми, Королева, которая со временем станет никому не нужной. Она умрёт, она потеряет своё тело, а что же привлекает в ней помимо ослепительной внешности? Ни кроткий нрав, ни доброта, ни честность или простота, нет - лишь белизна кожи, шёлк волос, изящный стан и потрясающей красоты глаза - лишь оболочка. Я боюсь умирать. - жалобно повторил внутренний голос, возвращая разум к реальности, чтобы ответить на вопрос, заданный братом.
- Мой мальчик, мой Бенволио, ты ведь и сам всё знаешь! Ты ведь слышал! Мы оба пожелали забыть, сделать вид, будто ничего и не было, но, Боже мой, как же я люблю его, как только женщина может любить мужчину! Как я могу забыть о том, как он прикасался ко мне? - томно закатив глаза, Симона обмякла в объятиях брата, продолжая лить слёзы. От воспоминаний о вчерашних поцелуях девушке стало дурно, её бросило в жар, чего, наверное, не мог не заметить Бенволио. Остановиться. Я решила и ни за что не остановлюсь. Его губы, его руки... Змей! Вчера он и вправду мог овладеть мною, но почему он этого не сделал? Неужели он и вправду таков, каким рисует его Бенволио? Мой кошмар, мой сладкий кошмар, приведший к одержимости. Я добуду тебя, заберу твоё сердце.
За фантазиями, которые ввели бы в краску того же Бенволио, Симона не заметила, как перестала рыдать, только изредка всхлипывая, в остальное время позволяя слезам беззвучно и непрерывно течь по щекам, и тяжело дыша, порой вздрагивая, из чего не трудно было догадаться вокруг чего витают её мысли. - Пожалуйста, если тебе не трудно. - тихо и сдавленно проговорила она, уставившись в одну точку и прижимаясь к брату.