Девушка металась по входному залу виллы, заламывая пальцы и яростно кусая губы. Так, как сейчас, она не волновалась никогда, но ей овладевало не просто волнение, а ужас возможного исхода, скрытого завесой тайны. Симона остановилась у зеркала и скинула с головы капюшон. Длинные локоны тотчас рассыпались водопадом по спине и плечам. Перед ней стояла девушка, на прекрасном личике которой никогда не было столько косметики, сколько сейчас, и вся эта краска, хоть и не прибавляла возраста, но уродовала её холодную красоту, делала её вульгарной. Большие синие глаза казались ещё больше от жирной угольно-чёрной подводки, а пухленькие, обычно бескровные и бледные, губки были обильно намазаны красной, словно вино, помадой. Она тяжело вздохнула. Как бы Симона не старалась убедить себя в обратном, а эта выходка даже ей казалось глупой. Более того, она была лишена всякого здравого смысла, в то время как обыкновенно планы девушки отличались поразительной холодностью и точностью. Риск мог не оправдаться и тогда... Синьора Вампа боялась даже подумать о том, что могло бы случиться с ней, однако, жить так, как жила сейчас, Симона больше не хотела. Пан или пропал.
Всё началось чуть больше месяца назад. Первые дни после свадьбы девушка была уверена, что поступает правильно и, разумеется, не видела побочных эффектов. Она не искала с ним встреч, не спрашивала о нём у братьев. Она сделала всё, чтобы можно было представить, будто его не было. Но что значило всё перечеркнуть? Девушка старалась не говорить о нём, даже не думать, но она не была властна над своими снами, а он снился ей, каждую ночь. Дальше было хуже. Ей случилось однажды обмолвиться о Меркуцио при встрече с братом, на что Симона получила весьма ожидаемый ответ. С тех пор девушка не упускала возможности спросить о нём и всегда слышала одно и то же. Он быстро променял любовь к ней на вино и продажных женщин. Или, быть может, таким образом Меркуцио хотел заглушить боль? Как же наивно было так полагать. Девушке приходилось просить Бенволио напомнить о ней, но племянник князя искусно избегал подобных разговоров. В борьбе между болью и уязвлённым самолюбием не было и не могло быть победителя, а порой они просто сплетались воедино. Ей пришлось решиться на этот безрассудный, действительно идиотский поступок.
Симона насторожилась, вновь накинув на голову капюшон, когда заслышала шаги на лестнице. Бенволио... Девушка юркнула в тень, стараясь не дышать, не шевелиться, но сердце её стучало так сильно, что, казалось, его слышит каждый в особняке. Проследив за тем, как брат вышел из дома, она, словно тень, последовала за ним, стараясь не попадаться ему на глаза и избегать случайных прохожих, что получалось довольно неумело, но без явных ошибок и промахов. Остановившись у входа в кабак, Симона перевела дыхание и открыла дверь, по-прежнему, словно тень, проникая внутрь. Девушка поморщила носик, почувствовав резкий запах перегара и похоти, и скинула плащ, отбросив его куда-то в сторону. Все взгляды невольно обратились к ней.

Все чувства заметно притупились, и девушка уже не чувствовала прежнего отвращения, невыносимой боли, разрывающей её на части каждый раз, когда холодный взгляд падал на рыжеволосого юношу за столиком у окна. Со стороны казалось, что это начинало ей даже нравиться, но какая же это была мука - в особые секунды озаряться осознанием. Симона старалась, искренне старалась получать от этого удовольствие, но не могла даже после всего выпитого за сегодняшний вечер вина. Руки, губы и взгляды, похотливые взгляды повсюду. Ей казалось, что она сойдёт с ума. Где-то там, за спинами мужланов, окруживших её, метался светловолосый молодой человек в уже полурасстёгнутом дублете, отчего белоснежная рубашка, выбившаяся в отверстие жесткой ткани, казалась невесомым облаком - довольно странные ассоциации в такой момент. Бенволио. Её брат, её мальчик. С малых лет Монтекки испытывала к нему особенные чувства, напоминающие материнские, а сейчас... Сейчас ей было жаль его. Мало того, что брат стал неким посредником между ними (девушка всё ещё лелеяла мысли о том, что Меркуцио тоже вскользь интересовался о ней), так ему ещё и приходилось терпеть весь этот позор, весь этот ужас, что вытворяла его сестрица на столе в таверне, окруженная дюжиной вожделевших её самцов.
Симона осознала, что игра зашла слишком далеко только тогда, когда услышала треск ткани. Подол её собственного платья был разорван где-то наполовину прямо посередине, и девушка ужаснулась тому, какая сила нужна была для того, чтобы сделать это. Она уже не различала лиц, она начала брыкаться. Стянутая почти до самого локтя рубаха тянула с другой стороны. Счастье, что грудь ещё не выпала из столь сомнительного на вид декольте. Всё происходило так быстро. Нужно просто смириться... И со стоном синьора Вампа расправила плечи, в последний раз взглянув на Меркуцио.

Насмешливый и презрительный голос разрезал воздух, и гул в таверне чуть поутих. Мужчины, окружившие её, начали раздевать её медленнее, отвлекаясь на юношу, а Симона уже не могла сопротивляться. Она сидела на столе, совершенно убитым взглядом рассматривая Меркуцио, но всё расплывалось перед её глазами от выпитого алкоголя, невероятного шока и, кажется, слёз. Теперь всё было кончено. Девушка точно знала, куда пойдёт, если останется в живых после этого сомнительного мероприятия. Тихо, ночью, не устраивая шоу, а наутро её тело, совсем не похожее на прежнее воплощение самой красоты, найдут рыбаки. Всё было решено. Даже сейчас было видно, на что она решилась, стоило только заглянуть в эти синие глаза. В таверне вновь воцарился гул и грубые смешки, связанные с тем, что герцогский племянник-де в конец зажрался, если не замечает подобной красоты, которая сама скользнула в руки здешних обитателей.
Отвлекаясь на все эти разговоры, Симона не заметила, как чья-то рука уже была под её юбкой, довольно стремительно поднимаясь по внутренней стороне бедра. Глаза округлились от этих одновременно приятных и отвратительных ощущений. Вновь звук рвущейся ткани, но на этот раз всё было гораздо хуже - девушка не смогла уловить, как это произошло, но её рубашка была полностью разодрана и уже сорвана. О, чудо, но платье по-прежнему плотно сидело на груди. Ощущение, когда твои руки не прикрывает ничего, было совершенно непривычным, и едва ли можно было назвать его приятным. Кто-то резко толкнул её так, что Симона коснулась стола спиной, всё ещё продолжая лежать на нём. Всё эти прикосновения... Она зажмурилась, отвернувшись, словно ждала, что её ударят по лицу.

Меркуцио напрасно был столь самонадеян, потому что мужчины, которых он оттолкнул, тотчас возникли за его спиной с не лучшими намерениями, надо сказать. Рука одного из них легла на плечо парня, грубо разворачивая его к себе. - Стой в сторонке и помалкивай, щенок! - судя по всему, этот синьор был не знаком с юношей и ему неизвестно было о его происхождение, потому что в подобных заведениях все старались быть терпимие, несмотря на то, что герцогский племянник зачастую перегибал палку. За этими словами последовал грубый толчок в грудь, однако Меркуцио своим недолгим "полётом" чуть не сбил с ног одного из мужланов, стоявших ближе к девушке. Тот в свою очередь не заставил остальных ждать и замахнулся на парня, но благодаря выпитому и некой потере координации промахнулся, а вернее говоря попал в толкнувшего. Началась самая настоящая потасовка. Симона вздрогнула, заметив блеск оружия где-то в этом "месиве", но радоваться было рано. Никто так и не собирался оставлять её в покое. Вновь рвущаяся ткань и платье разорвано уже до бедра, лямки спущены. Чьи-то крепкие руки не давали ей подняться. Девушка уже вырывалась, что было сил, но все попытки были тщетны. Она лишь получила пощечину, на время оглушенная, отключенная от этого мира.

Всё происходило так быстро, что Симона, получившая удар по лицу, с трудом соображала, кто, куда и кому её передаёт. Девушка с трудом передвигала свои маленькие ножки, поэтому Меркуцио, должно быть, приходилось волоком тащить её к выходу сквозь скопление дерущихся мужчин. Меркуцио?!! Осознав это, она почувствовала, как долгожданное тепло разливается по её телу. Совсем замученная, она если и мечтала умереть сегодня, то только сейчас. Он вытащил её! Ему не всё равно! Ему не наплевать! А сейчас, когда они остануться наедине, наверняка удастся выговориться о том, что накипело, расставить все точки над и... Молодой человек отпустил её, и Симона едва не упала, отшатнувшись в сторону. Монтекки словно не заметила этого, как и выражения лица Меркуцио и бросилась к нему на шею, безудержно рыдая, но губы, её красивые губы были растянуты в блаженной улыбке. Наконец-то! - Я знала, знала, что всё не просто так! Прости меня, молю, прости, так было нужно, иначе ты создал неприятности и себе и мне. Я думала, что, разбив тебе сердце, со временем смогу избавиться от мыслей о тебе, но как же я ошибалась. Я видела тебя в каждом сне, везде ты мерещился мне. Я думаю только о тебе. Я всё ещё люблю тебя, безумно и безмерно. Да, мне нельзя тебя любить, но над своими чувствами я не властна. А ты? Разве ты не думал обо мне? - руки так крепко сцепились вокруг него, что, казалось, ничто, даже Божья воля, не способно заставить Симону отпустить его. Испачканная, в разодранном недо-платье, она жалась к юноше, будто желая согреться, несмотря на то, что ночь была тёплой, как и всегда в это время года.

Симона опешила, вмиг округлившимися глазищами смотря на парня. Она была не в силах объяснить его поведение. Если ему не было всё равно и он вытащил её, что же тогда стало причиной этой колющей холодности? О, нет, это была даже холодность, а кое-что причиняющее в стократ больше боли - равнодушие. Несмотря на репутацию Меркуцио, девушка не понаслышке знала о его благородстве, и сейчас он вёл себя так, словно оно побудило юношу приглушить гордыню и просто помочь, но именно в этот момент Монтекки осознала, что в таком случае она предпочла бы остаться в таверне на растерзание всем этим озабоченным мужланам. Слёзы с новой силой потекли по фарфоровым щечкам, оставляя за собой черные полосы стекающей косметики. Симона всё ещё стояла, крепко обнимая племянника князя и, судя по всему, идти никуда не собиралась. Её сердце казалось раздробленной невнятной массой после всего, что девушка натерпелась в этот вечер. Синьора Вампа подняла на него взгляд, расцепляя кольцо объятий и дотрагиваясь ладонью щеки Меркуцио для того, чтобы прильнуть к его губам, но быстро отстранившись, напряженно выдохнула, ожидая прощения или казни. - Я говорю, что люблю тебя. Разве ты не слышишь? Люблю тебя и умоляю меня простить, и буду ползать на коленях, и буду целовать твои руки, если это поможет. Я люблю тебя! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МЕРКУЦИО ДЕЛЛА СКАЛА! О, я пьяна... Прости меня, пожалей мою душу. Меркуцио, Меркуцио... Или убей меня, убей прямо здесь, потому что я не смогу жить без тебя, жить, зная, что ты больше не любишь меня. Ну же, ответь, прими решение. Верши мою судьбу, потому что моё сердце давно в твоих руках. Люби меня или убей, не заставляй меня делать это самой. - и она упала на землю, сдирая кожу с нежных колен - быть может потом это воплотиться катастрофой, но сейчас ей было всё равно. - Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. - шептала Симона, сжимая его руку и горько плача.

Девушка вздрогнула. Мороз побежал по коже от одной только мысли о том, что сделает с ней Эмилио, если она попадётся ему на глаза в подобном виде. Ей даже перед Меркуцио было ужасно стыдно, несмотря на то, что молодой человек прекрасно видел, каким образом она докатилась до такого. Рукавов не было, платье едва прикрывало грудь, юбка была порвана до самых бёдер. Нет, она не вернётся сегодня домой, никогда не вернётся. Если Меркуцио, её Меркуцио примет её, значит они что-нибудь придумают, вместе. Но если нет... Тогда она точно не вернётся домой. Симона тряслась от холода, страха и слёз, когда он вдруг улыбнулся и, притянув её к себе, поцеловал. Монтекки опешила. Она думала, ей ещё долго придётся ползать на коленях, прежде чем он посмотрит на неё без ненависти, а он, он поцеловал её. Быстро отстранившись, девушка шумно выдохнула, вглядываясь в его глаза и пытаясь найти там объяснения действиям племянника Князя. - Я здесь, потому что я люблю тебя. Ты можешь ругать меня - я пьяна и всё равно буду счастлива, потому что разговариваю с тобой. Наконец-то, за всё это время, без масок и наигранности. Я сказала Эмилио, что буду ночевать у дяди. Прошу тебя, идём со мной. Я так скучала... Просто поговорим наедине. Я и ты. Мне так много нужно сказать... - девушка задумалась, отводя взгляд на вход в таверну и хмуря брови. Было бы слишком нахально просить его об этом после недавнего "концерта", но ходить по улицам в таком виде, когда был шанс этого избежать, тоже весьма опрометчиво. - Я оставила там плащ. Быть может ты...

Она благодарно склонила голову, грациозно поднявшись с земли и, закутавшись в плащ, наконец гордо посмотрела на юношу, стараясь не вызывать жалость, хоть и прекрасно знала, что это чувство более чуждо ему, чем любовь. Удивительной особенностью этой девушки было умение даже в такой ситуации выглядеть по-королевски. Боже, как же хотелось бросится к нему на шею, умолять заменить это скупое "Вы" на "ты", просить пойти с ней, провести вдвоём эту ночь, но она молчала. Молчала, не сводя с Меркуцио взгляда, который в этот раз не выражал льда - Симона просто не могла смотреть так на него. - Я не хочу возвращаться. - тихо проговорила синьора Вампа, переводя дух и готовясь объяснить своё желание. - Скажи мне, просто ответь, любишь ли ты меня? Если нет, я не вернусь домой никогда, потому что умру сегодня. Если да, то не желаю с тобой расставаться никогда в жизни. - Симона вздохнула, отводя взгляд. - Ты не веришь мне... Проклинаешь, ненавидишь, ведь так? Ты ведь совсем не понимаешь, почему я так обошлась с тобой. Я боялась, что ещё чуть-чуть, и мы никогда больше не сможем остановиться. Рано или поздно, это открылось бы, и тогда... Эмилио добился бы твоей смерти любым путём, а мою жизнь превратил бы в ад. Я итак словно в аду, Меркуцио. Но теперь я не боюсь... Я люблю тебя, слишком люблю тебя, чтобы не быть с тобой. - и, не сдержавшись, девушка прильнула к его губам, вкладывая в этот поцелуй всё, что чувствовала, отчаяние, страсть, боль, нежность. Его губы такие мягкие, такая горячая кожа,  запах такой родной, что не хотелось отрываться от него никогда-никогда.

Влюблён... В этот миг голос его зазвучал так тихо, даже как-то робко, и Симона всё поняла. Она знала много мужчин, которые испытывали к ней чувство влюблённости, но все они вели себя иначе. Влюблённость - это чувство, когда вне зависимости от того, взаимно ли твоё чувство, ты паришь, ты счастлив, но любовь... Влюблённость не заливают вином, не пытаются забыть в бесконечных и беспорядочных сношениях. И он сказал ей, сказал! Сейчас синьора Вампа чувствовала почти то же, что и тогда, когда ей удалось впервые выудить эти слова из его уст, когда они ещё хотели связать себя узами брака, когда не были так опустошены и несчастны. Нашли бы они выход? Едва ли. Дядюшка был твёрдо уверен, что Эмилио Вампа - лучшая кандидатура для замужества, и уж тем более, если сравнивать его с юнцом, который только и умеет, что устраивать уличные потасовки да тратить дядины деньги на выпивку и девушек. Граф Монтекки был непреклонен. Ну что? Что они могли придумать? Холодные пальцы проскользили по его щекам, когда Меркуцио решил прервать поцелуй, словно Монтекки хотела зацепиться за него, не отпускать, только обретая вновь. - Я пойду за тобой туда, куда ты захочешь. Куда угодно. - находясь в состоянии, в котором разум затуманен вином, Симона говорила много того, чего не сказала бы, будучи совершенно трезвой, однако одно было очевидно - эти слова были чистейшей правдой.

Девушка внезапно остановилась. Эта случайно брошенная им фраза, почти предложение, была такой заманчивой, но разум даже сейчас, когда Симона едва стояла на ногах от усталости, стресса и, разумеется, выпитого вина, бодрствовал. Ей хотелось быть с ним, провести с ним остаток своих дней, но разве могла она отказаться от всего, что имела? Никогда. Как и многие аристократки, девушка была ужасно избалована. Во что бы она превратилась, постоянно скитаясь, не имея возможности следить за собой так, как делала это сейчас? Страшнее всего было думать о том, что станет с её красотой. Изящная кукла сейчас, она, возможно, была бы обязана самостоятельно заниматься работой по дому, детьми, отчего бы впоследствии превратилась в неухоженную оборванку. То, на что она обрекала Меркуцио, виделось ей мелочью, но, ем не менее, лишь подумав об этом, синьора не смогла сдержать слёз. Взяв лицо юноши в свои руки, Симона внимательно посмотрела в его глаза, голубые, как небо, стараясь изо всех сил не плакать. - Мы никогда не покинем Верону. Я не позволю тебе. Я слишком много разрушила, чтобы иметь право поступать с тобой так. Это твой город. Твой, слышишь? Ты будущий правитель, ты наследник. Я не стою того. Та жизнь, которую ты выбираешь, не стоит. Только подумай, что будет, если нас найдут. Забудь, молю тебя, мой ангел, забудь о том, чтобы бежать со мной раз и навсегда. Слишком много людей это погубит. - с каждым словом девушка начинала плакать всё горче, уже опасаясь, что уже не сможет остановиться.

Симона отвела взгляд, едва не начиная рыдать в голос. Он был прав, неизменно прав, а сил врать, переубеждать его, у девушки больше не было. Шанс? Недаром говорят, что шанс есть всегда, однако того, что Меркуцио пришлось бы делить её с законным супругом, наверное, было бы достаточно для молодого человека, чтобы отправить синьору куда подальше. Меркуцио был собственником, в этом не было причин сомневаться, и, разумеется, ему легче было бы оставить всё и сбежать, чем быть рядом, зная, что она принадлежит другому. На миг Монтекки представила, что будет, если юноша жениться. Нет, она не потерпела бы другой женщины. Но был бы у неё выбор? Когда у её возлюбленного появиться семья, бежать за стены Вероны будет поздно. - Мой супруг думает, что я приехала навестить дядю. Дядюшка думает, что я мирно сплю в своей комнате. А Бенволио... Мой милый Бенволио поможет нам, если что-то случится. Я знаю. - Симона критически осмотрела массивную дверь, вспоминая о входе для слуг, которым она пользовалась, в последний раз посещая этот дворец. Медлить было бессмысленно. Она натянула капюшон на голову и проскользнула внутрь, боязливо озираясь по сторонам и как можно быстрее пытаясь подняться наверх.

Девушка едва успевала за ним, путаясь в обрывках того, что совсем недавно можно было назвать платьем. В голове вертелась уйма ненужных вопросов. Где они найдут новое платье? Как она вернётся домой до рассвета? И многое, многое другое, но этот было не важно сейчас, когда он наконец рядом, когда она может ощущать тепло его руки. Быть может, Меркуцио был и прав. Сбежать сейчас? Чего ей стоит? Нет, не сейчас. Нужно подготовиться, найти денег... Нет, она просто не может так поступить с ним. Он слишком любит этот город и слишком много потеряет, если поддастся этому чувству, этому желанию, разрушившему его жизнь. Оказавшись в покоях княжеского племянника, Симона судорожно вдохнула, невольно вспоминая, что было, когда она была здесь в последний раз. Осторожно сняв плащ и отложив его в сторону, девушка попыталась прикрыть себя руками. - Нужно... Найти то, что я смогу надеть. - как можно увереннее произнесла она, но, разумеется, она была не единственной, кто чувствовал напряжение в воздухе. Монтекки отвела взгляд, гордо подняв голову и делая вид, что в темноте пытается разглядеть оформление стен, несмотря на то, что интерьер никогда особенно не интересовал её. Симона с куда большим удовольствием была готова рассматривать себя в зеркало, и Меркуцио знал это. - Прежде ты всегда казался мне лишь мальчишкой, глупым мальчишкой, но ты не представляешь, не знаешь, что я чувствую, когда вижу мужчину в тебе, когда ты можешь взять себя в руки, отставить праздность, когда я понимая, что с тобой мне ничего не страшно.