Хитрая улыбка затронула её губы, после чего девушка поспешила надуть их в задумчивости, изредка пытаясь посмотреть на Меркуцио. - И как ты будешь меня защищать? - лукаво протянула она, надеясь услышать что-нибудь занимательное. - Это как в той сказке... Про жестокого и властного короля, его королеву и рыцаря, сражавшегося за неё и восставшего во имя неё. Ты на такое не способен! - усмехнулась Симона, показывая парню язык, потому что этой фразой пыталась именно задеть его. - А что бы ты смог сделать ради меня? - немного погодя спросила она и задумалась сама. А что я могла бы? Ради него... Выходит, что ничего! Я никогда не пожертвую собой ради кого бы то ни было. Это неправильно, человек должен быть эгоистичен. Нельзя делать что-то значительное ради других, настолько значительное, что может повредить тебе. Зачем жертвовать? Чтобы потом сказали тебе "спасибо"? Рано или поздно всё забудется и никто уж не будет помнить, что я сделала. Жить только для себя - вот что единственно верно. - Когда-нибудь ты потеряешь меня. Очень скоро я выйду замуж и тогда это всё кончится. - голос её дрожал, а в глубине души Симона понимала, что если Меркуцио будет напористым, то она тотчас сдастся, даже если будет уже женой.

Симона тяжело вздохнула, с нарастающей болью в сердце слушая его.  Почему-то говорить ей всегда было легче, чем слушать, вне зависимости от того, о чём шла речь. Сейчас, объявив ему о грядущем замужестве, девушка была спокойна, но стоило ему заговорить об этом, как Симона тут же задумалась о смысле его слов, став мрачнее тучи. Быть может и вправду стоит на время забыть об этом? Нет, я не должна расслабляться и не должна думать, будто это всё несерьёзно. Нужно держать ухо в остро, быть всегда готовой вычеркнуть Меркуцио из сердца. - Ты бы хотел забыть об этом? Одумайся, мне семнадцать и дядя сделает что угодно, чтобы побыстрее найти мне жениха. Жених станет законным мужем с тобой мы не сможем больше видеться. Я буду верная супруга. Пройдёт время и ты тоже женишься. Между нами заведомо пропасть, потому что ты больше всего на свете дорожишь своей свободой, которой по сути нет. Свободой, которая ограничивается многим, потому что пока мы живы - мы несвободны. Ты хочешь жить. Ты не убежишь от своих обязательств, поверь мне. И тогда ты будешь жалеть о том, что не сделал этого со мной! - обиженно завершила девушка, чуть отдаляясь от него.

Симона сморщилась от слёз, наворачивающихся на глаза. Ей хотелось быть при нём сильной, так же сдерживать себя, как и всегда, ведь с сущности ничего в ней не изменилось и не давало повода быть такой размазнёй. Перед вами Симона. Вам кажется, что она такая необычная, совсем непохожая на других девушек, которые в выражении своих чувств приторно нежны. Она одна такая в своём роде, другой такой не найти, но если копнуть глубже, вы поймёте её суть. Всё её существование было сущим подражанием, позёрством на женщину, которую у неё, как ей казалось, никогда не получится переплюнуть ни в красоте ни в выдержке. Будучи неисправимой нарцисской, которая обожала в себе каждую клеточку, девушка понимала, что ничтожна в этом сравнении. Она отдалилась от Меркуцио, вновь усаживаясь на кровати так, что густые волосы рассыпались по плечам, спине и груди. - Ты беспечен. Я восхищаюсь тобой. Как можно жить, совсем не задумываясь о том, что будет завтра и в то же время брать всё от сегодняшнего дня? Знай, что отказывать я не стану и первому, кто посватается, я буду отдана. Быть может, меня увезут из Вероны, и тогда мы никогда, никогда больше не увидимся! Свобода, Меркуцио! Вот твоя свобода! - с горечью воскликнула она под конец, вставая с постели и начиная одеваться. По щекам её скользили тихо слёзы.

Платье показалось ей холодным и неприятным после его объятий. Девушка бережно поправила кружева и нащупав на спине шнурочки, потянула за них, пытаясь затянуть потуже, но этого не получилось. Привыкшая стягивать грудь так, что было трудно дышать, Симона ощущала сильнейший дискомфорт от такой слабой стяжки. Решив оставить этот вопрос на потом, она подняла с пола свою заколку, удерживающую её причёску до тех пор, пока та не была яростно разрушена в порыве страсти, и, скрутив волосы в изящный жгут, закрепила их. Тяжело вздохнув, девушка подошла ближе к кровати, надела туфельки и села рядом с Меркуцио, вытирая слёзы с лица. - Ты говоришь, что относишься ко мне иначе, но что различается в том, как ты ведёшь себя со мной и с ними? Ты не даёшь обещаний, не выносишь обязательств, просто идёшь на поводу у своего тела. Дело только в том, что меня ты запомнил чуть дольше? Я не вижу твоей любви! О, я слишком много прошу... Ты не поймёшь меня. Первый раз в жизни я чувствую себя обведённой вокруг пальца, обманутой и почти брошенной. Я чувствую себя ненужной. Иначе, если бы я была нужна тебе, ты бы оставил наши отношения такими, какие они есть сейчас? - она печально посмотрела на него. - Завяжи моё платье, прошу тебя. Я должна уйти, пока это не переросло в очередное безумие. Быть может, мне стоит уйти навсегда и более не поддаваться этому соблазну? Ты можешь удержать меня.

Девушка сделала глубокий вдох и постаралась добавить себе холодности. Ей отчего-то было больно слушать его слова. Была то паранойя или просто понимание того, что Меркуцио берёт от неё гораздо больше, чем даёт, но Симона не могла просто так допустить этого. Её натура яро протестовала. В какой-то момент девушка даже подумала бесповоротно обратиться той ледяной дамой, какой знали её все, и с привычной ей холодностью разъяснить парню всю ситуацию. Как же я могла забыть?! Ну что ж, Меркуцио, раз наши отношения заведомо будут уничтожены, значит я хорошенько отыграюсь. Я покажу тебе, что со мной никто не имеет права поступать таким образом. Пусть я люблю тебя, но ты пожалеешь об этом, я заставлю тебя. Как только дядя найдёт мне жениха, хотя я уверена, что скорее жених найдёт меня, я отвергну тебя так жестоко, как не отвергала никогда! Не взял, когда ему предлагали! Ха!!! - Ты лжёшь мне! Или лжёшь себе... Не связывать себя со мной? А этой связи тебе было недостаточно! - по её возмущённому голосу можно было понять, что Симона вот-вот готова расплакаться. - Конечно, для тебя это не является фактически ничем. Для тебя это обыденно и скучно, каждый день, вернее каждую ночь, ты занимаешь себя этим. Для меня... Всё иначе. Я этого не забуду. Никогда! Ты просто разру... - договорить девушка не успела, потому что он поцеловал её, обнимая сзади. Симона обмякла в его объятиях, отвечая на поцелуй.

Симона оттолкнула его, почувствовав солёный вкус слёз на языке. Она плакала, не сводя с него глаз, в которых читалась сильнейшая обида, смешанная с потерянностью и разбитостью. Его слова, воспринятые, быть может, не так, как ему хотелось, ранили её ещё больше. Девушка больше не могла держаться. - Хватит твердить мне об одном и том же! Я ведь всё поняла! Я поняла, что дальше этой связи ты заходить не хочешь! Конечно! Что мне следовало ещё ожидать? Мне больно, Меркуцио. Мне больно от того, что человек, которого я люблю, так относиться ко мне. Ты совсем не жалеешь меня. Как я буду дальше жить? Почему я, а не кто-то другой? Чему мне верить? Как я могу верить твоей любви, когда ты подставляешь меня? Обрекаешь на позор, а, быть может, и смерть? - она выглядела разбитой, и, договорив, уткнулась в его плечо, теряя всякие силы для того, чтобы злиться на него, осуждать его. Девушка тихонько гладила его по волосам, перебирая пряди. - Я ведь люблю тебя! Ты не веришь мне? Почему ты так ведёшь себя? Я не знаю, что мне делать. Ты ведь не уверен, что любишь. Думаю, это пройдёт и ты вернёшься к прежней жизни. Я сама виновата в том, что повела себя столь опрометчиво. Что ж, судя по всему, расхлёбывать тоже мне самой!

Его слова едва ли могли успокоить девушку. Все эти обещания казались ей пустыми и ни к чему по сути не обязывающими с его стороны. Симона видела, что ни на одно замечание, что было таким важным для неё, юноша не ответил. Его мало волнует моё сердце, но моё тело... Мне грустно от того, что я ошиблась в нём. Он такой же как и все мужчины. Все они говорили, что любят меня, а половина даже не успевали заговорить со мной, начиная разговор со слов признания. - Ты разрываешь мне сердце! - выкрикнула она неожиданно громко, забыв о том, что их могут услышать, и, оттолкнув от себя Меркуцио, упала на постель, зарываясь лицом в простынях, расплакавшись. - Ты просто не слышишь меня! Не хочешь слышать! Разве я прошу больше, чем даю тебе? Ты говоришь о том, что тебе плевать на тех, в чьих постелях ты искал ночных утех, плевать на то, что с ними станет. А я? Чем я отличаюсь? Мне вот-вот замуж, а я больше не девица! Что мне делать? Что? О, Меркуцио, ты, верно, не любишь меня! Ты просто ненавидишь! Если повезёт, то я отделаюсь побоями... А ты представь! Синяки, царапины, шрамы на моей коже! За что ты так жесток? Я никому не нужна в том доме! Братья мои ничего не решают! А если мой муж узнает об этом после? Вся семья будет покрыта позором, а я... Он просто вышвырнет меня.

Девушка начинала плакать всё горче с каждым его словом. У неё постепенно получалось оправдать его, однако сердце действительно разрывалось от боли и ужасного чувства - жалости к самой себе. Я веду себя недостойно! Что же я наделала? Отдалась почти незнакомому мужчине. Нет, я мертва, я уже мертва... Я не знаю, что мне делать! - Тебе жаль... Ты не готов... Тогда чем ты думал, когда тащил меня в постель? А, я знаю чем! Твой поступок отдаёт трусостью. Ты единственный, кому я хотя бы целовать себя позволила, а ты этим воспользовался! - рыдала Симона, продолжая размышлять о своей несчастной судьбе и о том, как теперь она будет выкручиваться. Казалось, что все коридоры оказались тупиками, не оставляя никакого выхода. Глубоко вздохнув, чувствуя его губы на своём затылке, девушка повернула голову. - И как же ты отдашься под удары? - пытаясь дать одним только тоном понять как ничтожны его шансы заполучить эти удары. - Скажешь, что ты меня изнасиловал? - горько усмехнулась Симона, но тут же осеклась и резко села, с волнением глядя на Меркуцио. - Ведь не скажешь? - девушка подскочила к нему, не давая до конца одеться и обнимая. - Обещай, что не будешь делать таких глупостей!

Не успев толком успокоится, она вновь зарыдала, обнимая его и не желая отпускать ни на секунду. Ей было страшно, как никогда в жизни, причём страшно за другого человека. Зная, какой он безумец, с огромным чувством чести и личного достоинства, которые просыпались в самые неприятные моменты, Симона никак не могла быть спокойна. Сердце её колотилось как бешеное, она отчаялась уже что-либо предпринять. - Как ты можешь так спокойно говорить об этом? Тебя же... Тебя приговорят. Меркуцио, пожалуйста, смилуйся надо мной, любимый, жизнь моя, прошу! - она плакала целуя то его лицо, то его руки, боясь отпустить хотя бы на секунду, словно в это время могло произойти что-то страшное. Он издевается надо мной! Он мучает меня! Почему я должна выбирать между собой и Меркуцио? Это слишком сложно, когда нужно выбрать, причинять боль или принять её самой. Я ведь не вынесу этой боли... А если он? Я тоже не переживу! Господь, почему ты так жесток ко мне? Я не справлюсь. Услышав его последние слова, Симона болезненно ахнула, всплеснула руками и почувствовав, что ноги её подкосились, а в глазах потемнело, потеряла сознание.

Вы даже не представляете, как порой бывает приятно отключится от реальности, забыться, не вспоминать о проблемах, что поджидают тебя на этой земле. Дышать полной грудью, не чувствовать боли... Симона резко распахнула глаза, первым делом увидев яркий свет, который в секунду исчез, сменяясь темнотой. В нос ударил запах вина, заставляя задуматься, как оно здесь оказалось. - Меркуцио... - выдохнула она, пытаясь в воздухе найти что-либо, за что можно было бы уцепиться и искренне надеясь, что найдёт парня. - Я не могу встать. Дай мне... Опереться. Ничего страшного, сейчас пройдёт. Со мной такое бывает. - девушка, от природы бледная, совсем позеленела, глаза слипались от сильнейшей слабости, руки и ноги тихонько тряслись. Симона осознавала, что причина, по которой она упала в обморок, просто глупа, однако ничего не могла с собой поделать. - Почему пахнет вином? - заплетающимся языком спросила она. Я, должно быть, перепугала его до смерти. Я покончу с собой, если не умру раньше, чем постарею, - вот что верно.

Девушка натянуто улыбнулась, постепенно приходя в себя. Она уже отчётливо различала очертания предметов вокруг себя, но голова её, тем не менее, сильно болела и была словно чугунная. По телу бегали мурашки, а руки и ноги по прежнему едва заметно тряслись. - Да, я в порядке. Со мной такое бывает довольно часто. Какая-то болезнь или что-то в этом роде. Я просто переволновалась, просто, просто... - медленно проговорила Симона, расслабляясь в его руках. Становилось теплее, но всё равно было ещё слишком холодно, чтобы почувствовать себя лучше. Губы девушка были чуть ли не фиолетовые, она дрожала от холода. Она морщась вытерла вино с своих щёк, качая головой, не в силах оправдать или осудить эту бредовую идею побрызгать на неё вином. - И ты подумал, что вино тебе в этом поможет? Ах, Меркуцио! Ты и вправду безумец! Только пообещай мне, что ты никогда, никогда не скажешь того, что хотел сказать. Это нечестно с моей стороны подвергать тебя таким мучениям. Почему тебе легче перенести муки, чем женится? - измученно спросила девушка, вновь начиная плакать. - Я сказала Бенволио, что люблю тебя, когда разговаривала с ним вчера. Что мне делать теперь? Меркуцио... Прошу тебя, давай сделаем что-нибудь по-другому. У меня нет уверенности в тебе... Что если... Что если ты официально станешь моим поклонником? - она сжалась, понимая, как отреагирует Меркуцио.

Девушка шумно выдохнула, прикрывая глаза. Дышать было довольно тяжело, но она, тем не менее, не оставляла попыток прийти в себя и выровнять дыхание. Обмороки давно стали для неё обыденностью, а посему не вызывали даже малейшего волнения. Сколько Симона себя помнила, столько она имела склонность в минуты волнения лишаться чувств. Множество нанятых докторов объясняли это всякими заумными словами, но большинство сходилось в одном - это невозможно полностью излечить. В общем, если вам нравится, считайте, что Симона в какой-то степени была больна на голову. - Я не смогу перенести твои муки. - с улыбкой произнесла девушка, прижимаясь к нему поближе. - Это всегда больно, обрекать кого-то. Я не хочу. Я люблю тебя. - шёпотом добавила она, поглаживая его по руке. Сейчас было на удивление спокойно, ничто не тревожило её, не пугало. Рядом был он, а от мысли об этом захватывало дух. Симона усмехнулась, приподнимаясь, и покачала головой. - Нет же! Ты мог бы... По другому. Ты ведь можешь. Просто люби меня. Люби меня и будь со мной. Нам незачем жаться по углам, боясь, что кто-то увидит. Нет, конечно, мы скажем им не всё... И... От подарков я бы не отказалась. - девушка лучезарно улыбнулась.

Симона посмотрела на него, наигранно обиженно надув губки и хлопая кукольными ресницами. - Я недостаточно хороша для любви синьора Меркуцио, что его сочтут сумасшедшим? Я недостойна твоей любви? Любить меня кажется тебе абсурдным? Ненормальным? Или просто любить? Ах, Меркуцио, в сердце каждого из нас есть бутон, который однажды распускается. Почему же любовь кажется тебе чем-то чуждым? Ведь если бы не было любви, существовал бы наш мир? А твои друзья? Ты ведь любишь своих друзей. - лукаво говорила она, начиная хитренько улыбаться. - Любовь иная, не спорю, но и она - любовь! - сладко шептала Симона ему на ушко, перебирая пряди рыжих волос. - Твои волосы похожи на солнце. Ты моё солнце. Рыжик! - девушка усмехнулась, понимая, что такие нежности юноше могут не понравиться. На вопрос Меркуцио она призадумалась, хитро улыбаясь и отводя взгляд. - Я хочу колечко. - она вновь посмотрела на Меркуцио. - Знаешь, я подарила тебе свою брошь, правда ты не сможешь её носить... А я тоже хочу. Что-нибудь твоё.

Симона прижалась к нему настолько близко, насколько это было возможно. Положив голову на его грудь, она мелкими, но очень пылкими поцелуями покрывала его шею. Что-то тёплое разливалось по крови, заставляя сердце биться чаще. Теперь ей не было холодно, ей вновь было жарко. - Верю ли я тебе? О, я верю, верю, любовь моя! Разве я могу не верить тебе? Даже если на улице день, а ты назовёшь его ночью, я буду верить тебе, любимый. - жарко шептала девушка, не прерывая своих поцелуев. Заметив то, как парень нахмурился, она умилительно улыбнулась, погладив его по щеке. Хотелось верить, что эта маленькая обида скорее наигранная, чем настоящая. - Колечко. - закивала Симона, поправляя те кольца, которые сейчас были у неё чуть ли не на каждом пальце. Внимательно пронаблюдав за взглядом Меркуцио, девушка, помимо одежды с пуговицами, заметила кое-что ещё - кровавые разводы на простыни. - Сожги её! - прошипела она, отпрянув от того места к краю кровати. - Уничтожь её! - она вновь похолодела, на секунду представив, что будет, если вот так их возьмут и обнаружат. - Пуговица? - задумчиво протянула Симона, отвлекаясь от своих мыслей. Сжав руку, девушка прижала пуговицу к сердцу. - Я сохраню её. Но не потеряю ли я её? Она такая маленькая... Жаль твою одежду. - она улыбнулась. - Я что-нибудь придумаю, я её не потеряю.